Акт второй. Глава 5

Шелтон, в этот прохладный, но, тем не менее, ясный день, прибывал в явном воодушевлении. Осень, в преддверие ноября не радовала Англию солнечной погодой на протяжении последних двух недель, но именно сегодня, будто бы благословляя стремления джентльмена, располагала к пешим прогулкам.

После знакомства с леди Мильтон на балу в Уайтхолл, Эдвард словно переродился. Он приметил Мэри ещё на премьере в театре и вопреки личной убеждённости, что ни одна мисс не в силах взбудоражить облачённое в скорбный саван сердце, был поражён до глубины души чувствами, стремительно прорастающими в ней. Ангельские черты юной девы, стоявшей некоторое время так близко, что протяни руку, можно было коснуться её тонкого запястья, накрепко засели в сознании маркиза. Но графиня в тот вечер была не одна, да и Эдвард, столь давно не практиковавшийся в ухаживаниях, растерялся.

Следующим днём, предварительно наведя справки, джентльмен написал письмо Эрин. Женщина, не мешкая, согласилась на личную встречу. Так сговор миссис Мильтон и высокоуважаемого сэра состоялся ещё в Лондоне. После, между «заговорщиками» завязалась переписка, которую поддержал и Роберт, узнав, кто именно претендует на руку дочери. Вот только у графа имелось одно непоколебимое требование – Мэри должна была согласиться на брак по собственной воле.

Вечером после бала в Хартфорде, оставшись в одиночестве, Шелтон размышлял об уместности его симпатий к столь юному созданию. Маркизу месяц как исполнилось сорок шесть. Но, не сыскав ни одной причины против, утром он отправил Мэри письмо, в котором не сказал ни слова о своих притязаниях, лишь вскользь упомянул, что леди глубоко ему симпатична. В ходе непродолжительной переписки джентльмену удалось выяснить, что графиня не только любит читать, но и пробует себя на литературном поприще. В следующем письме маркиз напомнил о своей скорой поездке в столицу, приложив список имён лондонских драматургов, приглашая Мэри посетить любой из приглянувшихся ей спектаклей. Мильтон ответила через пару дней. Скромно, с искренней благодарностью, обведя в предлагаемом перечне имя Уильяма Уэйда.

Припомнив, что маркиза Де Вуд, вдова недавно почившего знакомого, инвестирует в постановки поэта, Эдвард незамедлительно отправился в столицу, дабы просить женщину об услуге. Тогда-то она и предложила Шелтону устроить начинающей писательнице личную встречу с маэстро. И вот, в последний день октября, Мильтоны в полном составе, за исключением Николаса, которому по долгу службы пришлось остаться в Хартфорде, прибыли в Лондон.


Остановившись возле крыльца столичного дома Мильтонов, Эдвард окинул взглядом окна второго этажа и, расправив лепестки роз в букете, снял цилиндр, после чего шумно выдохнул, поднимаясь по ступенькам.

Дверь отворили быстро, словно заведомо стерегли в парадной. Управляющий предложил гостю чай, но Эдвард вежливо отказался, изъявив желание подождать Мэри в парадной.

Время к тому моменту уже перешагнуло за два часа, стоило поспешить. К счастью, леди Мильтон была барышней пунктуальной и спустилась вниз сразу же как служанка оповестила о визитёре.

Облачённая в скромное пальто цвета какао и прелестную фетровую шляпку, трепетно прижимающая к груди папку с рукописью, девушка выглядела до умопомрачения трогательно.

– Миледи, вы восхитительны, – задохнулся собственными словами маркиз, глубоко поклонившись, Мэри чуть заметно улыбнулась, приветственно кивнув.

Подойдя к джентльмену она протянула руку, Шелтон незамедлительно оставил на спрятанных под перчаткой пальчиках поцелуй и, выпрямившись в полный рост, замер, зачаровано глядя в карие глаза избранницы, сияющие волнующим предвкушением.

– Нервничаете?..

– Немного. Но ведь посещение сего мероприятия вовсе не обязывает меня в нём участвовать?

– Разумеется, нет! Только если вы сами того изволите.

Не задерживаясь, пара вышла из дома, миновала бульвар и свернула на улицу, ведущую прямиком к резиденции маркизы. Беседа отчего-то не клеилась. Шелтон никак не мог подобрать уместных тем, перенервничав из-за грандиозных планов на вечер. А Мэри, прибывая в растерянности, смела думать лишь о грядущих чтениях.

Добрались до места раньше указанного срока, но гостиная маркизы Де Вуд уже была полна знатных дам, ведущих беседы совсем не на литературные темы. В основном барышни собирали городские сплетни о знакомых представителях аристократии. Впрочем, некоторые прелестницы всё же обсуждал стихи Байрона и Китса, но воображение графини, увы, не будоражил ни тот, ни другой.

В комнате, отведённой для чтений, Мэри и Эдварда встретила высокая брюнетка средних лет, завораживающая своей утончённой красотой. Тёмно-синее платье из необычной ткани, меняющей оттенок в зависимости от освещения, сидело на ней безупречно. Кружевные оборки по подолу создавали иллюзию парения в воздухе, да и шаг дамы был необычайно лёгок, при этом в каждом её жесте чувствовалась сила и независимость.

– Милорд, я безмерно рада, что вам удалось посетить наше скромное собрание, – широко улыбнулась леди, подавая Шелтону руку, но джентльмен не успел её принять, так как женщина слишком скоро переключилась на Мильтон, радостно хлопнув в ладоши. – Вы, должно быть та самая леди Мэри!

Девушка приветственно склонила голову, взглядом ища поддержки у своего сопровождающего.

– Позвольте представить, – перехватил инициативу Эдвард. – Леди Мильтон, это маркиза Де Вуд, организатор чтений.

– Миледи, – Мэри вновь присела в лёгком книксене, по гостиной прокатился мелодичный смех хозяйки.

– Полно, милочка! Оставьте светские причуды за дверью и зовите меня просто Кэтрин, будем добрыми подругами, а мужчины, – маркиза игриво глянула на Шелтона, – могут подождать снаружи, если им претит наша самодостаточность.

Эдвард доброжелательно улыбнулся, давая понять, что совершенно напротив отринуть формальности и даже слегка ослабил галстук в доказательство сего.

– Отлично, тогда прошу вас, дорогой друг, займите место вон там, у окна.

Мэри обернулась. В ширину комнату пересекало три ряда стульев, расставленных лёгким полукругом, за ними у дальней стены располагалась софа.

– Как скажете, миледи, – кивнул мужчина и направился в указанном направлении.

Мэри последовать за ним, но маркиза поймала её за руку, вынуждая остановиться.

– О нет, графиня, для вас приготовлено особенное место в первом ряду. Эдвард пришёл сюда, чтобы порадовать вас, но мы-то здесь ради искусства, не так ли? Будет обидно, если вы пропустите нечто значимое…

– Разумеется, – смущённо ответила Мильтон, неловко усаживаясь на отведённый ей стул в центре композиции.

– Что же, можем начинать! – звонко объявила Кэтрин.

По взмаху её руки, судачащие о том о сём «литераторши» засуетились, точно куры, семеня к своим «жердям».

– Мэри, надеюсь, вы нам что-нибудь прочтёте сегодня? – льстиво улыбнулась маркиза, дожидаясь тишины. – Я специально оставила для вас время в конце первой части.

– Я не уверена, но возможно в процессе определюсь с отрывком, – кротко ответила графиня.

Мильтон чувствовала себя крайне неуютно, по большей части от того, что её ожидания не оправдались. Даже когда Кэтрин затянула вступительную речь, через слово подчёркивая право женщин на самовыражение, леди не оставляло ощущение обычного светского чаепития, где поэзия была лишь предлогом, предоставляющим дамам возможность на пару часов отделаться от занудных мужей.

– На ком мы остановились в прошлый раз? – после окончания своей аллегорической тирады, уточнила Де Вуд.

– На мне, – послышался тоненький голосок.

– Ах да, мисс София Стэнхоуп и любовная лирика. Прошу.

Церемониальным жестом Кэтрин уступила место и, прильнув к стене, сложила руки в перекрест, бросив многозначительный взгляд на настенные часы, стрелки которых почти сравнялись у цифры четыре.

На импровизированную сцену вышла болезненного вида девушка в ярко-зелёном кринолине. Её светлые волосы, как и глаза, были почти бесцветными, а на фоне пёстрого одеяния казались и вовсе прозрачными, точно сатиновая вуаль.

– Совсем недавно мне довелось прочесть потрясающее стихотворение Джона Китса, – начала она дрожащим от недоедания голосом, слушательницы одобрительно закивали. – Оно привлекло меня тонкостью и красотой метафор. Думаю, Джон был влюблён, когда писал его.

По гостиной прокатились томные вздохи. Барышня приступила к чтению, выудив из ридикюля сложенный в несколько раз листок.

Мэри невольно усмехнулась. Китс славился продолжительными одами, но его стихи были не так уж велики, дабы не суметь заучить их наизусть. К тому же, по ходу декламации бледная леди постоянно сбивалась с ритма, несмотря на то, что выбранное стихотворение имело самую простую из форм.

Как только мисс закончила, возникшую в гостиной тишину пронзили звонкие, явно не несущие похвалы, рукоплескания, доносящиеся из холла. А затем, под аккомпанемент твёрдых, неспешных шагов в залу вошёл Уильям Уэйд. Женское общество в голос ахнуло, лишившись дара речи.

Неизменно неотразимый, надменный, облачённый в броский сюртук драматург, вальяжной походкой проследовал к центру комнаты, потеснив ораторшу, и остановился прямо напротив Мильтон.

– Дамы, – учтиво поклонился он, заведя одну руку за спину, – я точно оказался в ботаническом саду Её Величества в разгар бурного цветения!

Девицы возбуждённо зашептались. С задних рядов послышалось кокетливое хихиканье.

– Уверен, Китс сказал бы именно так. Вы согласны? – и в этот самый миг, выпрямившись, Уильям встретился с графиней взглядом, прибавляя на порядок тише, будто поддразнивая, – мисс Мэри, рад новой встречи…

Загрузка...